Куба через объектив Хувеналя Балана
Обширная журналистская «дорожная карта» отражает работу фотожурналиста газеты «Гранма», которая имела честь оставить графическое свидетельство трансцендентных событий в истории кубинской революции.
Посреди утренней темноты мальчик настойчиво передвигал фонарь, чтобы машинист поезда с сахарным тростником принял сигнал о смене дворняги. Это был он и сбор урожая сахара, со всеми эпическими событиями, которые происходили на Кубе в 1969 году. Ему было 18 лет, когда он начал работать сварщиком на сахарном заводе Рубена Мартинеса Вильены в бывшей провинции Гавана, сегодня Маябеке. Сначала он работал в локомотивном цехе, а затем в бригаде ремонтных бригад.
Когда в середине сбора урожая был перерыв, мы шли туда, чтобы попытаться решить эту проблему. Это была напряжённая работа: молодые люди заканчивали нашу смену и шли закрывать любую нужду, то же выносить жом из опрокидывающихся ям с корзиной на голове, или как подоконники в поезде, который вез телеги с камышом. как кочегары, подсыпающие каменный уголь в печь паровоза. Там я собрал урожай в 1970 году, и мне дали диплом о 1000 часов волонтерской работы».
Раньше он был в Сьенага-де-Сапата, собирая кано гуано, кустарник с широкими листьями, который используется для укрытия домов и ранчо. Помните, что они останавливались в месте, где комары и мошки не оставляли их в покое, и спали в палатках.
«50 листьев гуано называли лошадью. Норма заключалась в сборе четырех лошадей в день, то есть 200 пенка. Когда специалисты Ла-Сьенаги разрезали их, они ничего не весили; но когда они падали и намокали, то трудно было их поднять. Я работал с водой по пояс, застряв в этих грязных землях. Когда я собрал 50 пенка, я связал их, положил себе на спину и отнес на баржу, где они были доставлены на берег. Когда он грузил первую лошадь, одна из них уже была измотана», — говорит мужчина, одетый в жилетку с полными карманами; Он поправляет очки. Все это сформировало мою юность».
Кто видит его сейчас с камерой на спине, за новостным событием, не представляет себе, что Хорхе Хувеналь Балан Нейра, прежде чем стать фотожурналистом, резал тростник в Камагуэе, собирал кофейные зерна в мешках в загоне в Гаване, изучал игру на трубе, Он присоединился группа любителей мозамбикского жанра и несколько лет танцевала в компарсе своего города.
***
«Меня всегда называли Ювеналом», — уточняет он с улыбкой. Если меня называют Хорхе, я не отвечаю, потому что не привык».
Хотя он родился в Гаване 7 мая 1951 года, он вырос в маленьком городке под названием Агуакате. Когда он рассказывает о своем детстве, его память переносит его в то место, где «была определенная жизнь», так как там был сахарный завод и автовокзал, откуда каждые 15 минут отправлялся автобус в Гавану.
«Существовали общества (испанское, средняя школа, общество цветных, Club Deportivo Rosario), которые определяли жизнь города: черный или мулат не мог поступить в среднюю школу, потому что она предназначалась для белых; а испанское общество было только для испанцев и их потомков.
«В городе был и дом союзов. Там проходили собрания, стоял телевизор, и старшие садились говорить о политике. И они были фиксированной точкой для просмотра новостей, особенно комментариев политического журналиста Луиса Гомеса Вангуэмерта. Я всегда ходил под руку с дедушкой, который доучился только до третьего класса. Работал на заводе, а в свободное время на ферме Отто Немца. Без сомнения, это формировало меня».
В юности в Агуакате жили два «звездных фотографа», Калеро и Абела, за работой которых он наблюдал издалека, не подозревая, что впоследствии вспомнит их как часть своей собственной истории.
«В моем доме была «Смена-8», российская камера с фиксированным объективом и ничего не весила. Смонтировал бы рулон и скинул бы фото, посчитав метры. Каждый раз, когда собирались сделать снимки в семье, он просил их выбросить, но не потому, что хотел быть фотографом, а из любопытства», — уточняет он.
Через некоторое время, в 1971 году, когда он проходил военную службу, жизнь снова поставила перед ним фотоаппарат, чтобы он никогда не отпускал его: «Однажды в в/ч 4790 меня попросили сфотографировать балансовое собрание Комитета Союза молодых коммунистов. Затем мне пришлось отправиться в штаб-квартиру газеты Ejército, чтобы они помогли мне разработать свиток и опубликовать его. Именно там я впервые услышал о лиде и пяти вопросах журналистики, и мне посчастливилось опубликовать свои фотографии. Оттуда каждый раз, когда что-то происходило, они просили меня сделать фотографии с камерой Fed 2 на буксире». Он говорит, что видоискатель был телеметрическим, и «ему нужно было сопоставить два изображения, то есть для составления портрета он видел человека дважды».
В 1977 году Жювеналь начал работать полный рабочий день в газете Ejercito, официальном органе Западной армии Революционных вооруженных сил (FAR).
***
Репортажи о военной жизни открыли Ювеналу новые пути, о которых он и не подозревал. Это даже открыло различные возможности для профессионального роста: в 1984 году его отправили учиться на курсы военных корреспондентов в Академию FAR генерала Максимо Гомеса.
«Когда все закончилось, набрали небольшую группу и отправили докладывать об операции «Карлота» в Анголу, куда я прибыл 28 августа 1985 года. Я был разъездным корреспондентом и передвигался по стране. Мои фотографии были опубликованы в газете «Венсеремос», в «Африканской нации», и я также отправил их на Кубу. Некоторые появились в газете «Гранма» и в «Верде Оливо».
– Из всех сценариев, которые вам приходилось освещать как фотожурналисту, какие события были наиболее полезными с профессиональной точки зрения?
– Одним из самых интересных аспектов этой военной миссии для меня было путешествие с караванщиками, потому что они перемещались по территории Анголы, перевозя продовольствие, оружие, материально-техническое обеспечение войск. Участие в его путешествиях позволило мне «зацепиться» за тяготы войны, пережить неопределенность движения по дороге и то, что мина может взорваться в любой момент; и быть в центре боя.
«Мы жили с группой людей, которые были в машине, когда была ваша очередь. Во второй половине дня караван остановился в пути до утра следующего дня. Ночью мы почти не спали, потому что разведка велась огнем, и они строились «туда стреляет, сюда стреляет», чтобы не допустить приближения противника».
– Был ли момент, когда вам приходилось выбирать между работой или защитой своей жизни?
– Я видел себя в этой дилемме и, конечно, защищал свою жизнь, но всегда старался делать свою работу. Были военные корреспонденты, которые не любили носить оружие. Они сказали, что их задачей было снимать, фотографировать и что, если у них будет оружие, оно потеряет свою ценность. Я носил свой «Зенит-Э» и блокнот, а также полный модуль, который у меня был как у солдата: складной автомат АКМ-47, пистолет Макарова, магазин, гранаты, а когда я шел в караване, то ездил в «якаре». ", то есть бронированный транспортер... От этого зависела моя защита.
«В караванах я был в группе, где было всего трое кубинцев, остальные были ангольцы. Мы спали рядом, потому что был ужасный холод, потому что даже вода в столовой замерзала. А если что и образовывалось, то тот, кто был рядом, был самой близкой семьей.
«Я всегда старался держать камеру в руках, но пистолет всегда был рядом. Было много уловок, которые мы использовали, чтобы защитить себя. Если бы нам пришлось выпрыгнуть из машины из-за засады, то, что мы никогда не смогли бы оставить наверху, так это винтовку. Под повозками караванщиков, заправленных оливково-зелеными чулками, хранили боеприпасы и привязывали их в разных местах, так что мы были уверены, что этот запас у нас есть».
– Он прибыл в Анголу в возрасте 34 лет и прошел определенный путь в журналистике. Насколько вырос он в той стране, среди опасностей?
- Ангола была прекрасной школой, потому что занималась журналистикой в разгар войны, в чужой стране, в сложных ситуациях, которые возникали, это был не только профессиональный вызов, но и человеческий. Я летал на вертолете, чтобы перебраться из одного региона в другой, и много раз задавался вопросом, что я там делаю. Появились проблемы, и я рос, потому что у меня была миссия, которую нужно было выполнить.
В 1986 году Жювенал сопровождал отряд охраны колонны Венсеремос во время каравана из Хумано в Менонге в Анголе. На нем перевозилось боевое снаряжение, боеприпасы, топливо и материально-техническое обеспечение. Фото: предоставлено интервьюируемым
Через год после своего возвращения на Кубу, в сентябре 1986 года, Хувеналь Балан работал в Bastión, газете FAR, а четыре года спустя он начал свои неразлучные отношения с газетой Granma.
«В первый же день, когда я пришел на работу, ко мне подошла Сюзанна Ли, которая была главой отдела информации, и отправила меня с журналисткой Сарой Мас освещать Государственный совет. Это было в кабинете Фиделя Кастро с иностранным гостем. Там я сделал свою работу и, когда мы уходили, командир попросил нас немного подождать. Он начал говорить, задавать вопросы, и так сложилась моя первая работа в «Гранме».
В кабинете Фиделя, во время интервью. Ювенал рядом с журналисткой Сарой Мас и оператором Роберто Чили. Фото: предоставлено интервьюируемым
Но Фиделя я видел не в первый раз...
– Нет, я вырос в своем городе и встречался с Фиделем почти два-три раза в неделю, потому что много ездил проверять механизацию выращивания сахарного тростника и животноводства. Там был создан первый лагерь для бригады Венсеремос, состоящей из выходцев из Северной Америки, приехавших на Кубу, чтобы рубить тростник, работать в сельском хозяйстве и путешествовать по стране. Фидель всегда был в лагере. Я видел, как он рубил трость с американцами и разговаривал с ними.
– Тогда у нее было много возможностей работать рядом с ним…
– Радость жизни во времена Фиделя была роскошью: есть поколения, которые будут знать только то, что они читают, или то, что им говорят, или из видео. В 2000 году мне довелось побывать в аудитории Панамского университета, той самой, которую пытался взорвать террорист Посада Каррилес, когда говорил Фидель. Я также ревностно оберегаю образ Коменданта в тюрьме, где находился Мандела, вдобавок к тому, что я имел честь быть свидетелем их встречи.
За более чем четыре десятилетия репортажей вы были в довольно сложном освещении. Что было самым сложным?
- Катастрофы. Я пошел ждать циклона в том месте, где он должен был пройти. Были времена, когда мы были в Институте метеорологии, слушали Рубьеру с Фиделем, и он посреди ночи говорил: «Я еду в Матансас». Мы тоже шли туда, по ветру.
«В 2016 году, когда ожидался ураган Мэтью, мы вылетели с командой прессы из Гаваны в Сантьяго-де-Куба. Там мы начали следить, куда он собирается проникнуть, а потом отправились в Гуантанамо. В Баракоа не было возможности вещать, потому что у нас не было спутниковой техники, поэтому мы каждый день ездили в Гуантанамо, чтобы писать и отправлять фотографии в газету».
- Мы предполагаем, что покрытие этого типа не происходит на Кубе так же, как в чужой стране. Можете ли вы рассказать нам о некоторых впечатлениях?
– Я руководил кубинской прессой, которая участвовала в освещении ущерба, нанесенного цунами, произошедшим в Тихом океане в 2004 году, обрушившемуся на Шри-Ланку и Индонезию. Мы пошли с командой из телевидения и из Гранмы.
«Основное жеманство было не в Джакарте, а на Суматре, индонезийском острове. И вот мы поехали, жить в палатке с нашими врачами и докладывать о происходящем.
«В Шри-Ланке мы видели поезд с людьми, который смыло цунами. Когда мы прибыли, там еще были следы вещей жертв. По пути мы находили окаменевшие трупы».
– Кто сделает простой поиск в Интернете, тот поймет, что он был не только в Индонезии, но и в Пакистане, после землетрясения в 2005 году. Такое впечатление, что его преследуют такого рода освещение…
-Говорят, что после землетрясения Фидель создал медицинскую бригаду и в тот момент, когда он разговаривал с ее членами, во Дворце Революции, он повернулся туда, где находился глава его офиса, и спросил его, уведомили ли они его. журналисты.
«Около 12 ночи у меня зазвонил домашний телефон. Мне сказали подобрать одежду и снаряжение. Я должен был быть в аэропорту до пяти утра, чтобы улететь в Пакистан. Там было создано 32 полевых госпиталя. Я ходил через Гималаи вверх и вниз по холмам, живя с докторами. В этой миссии я должен был писать и фотографировать.
Какое событие особенно отметило вас там?
– На Суматре мне пришлось разменять деньги, чтобы арендовать машину и перевезти пресс-команду. Единственный пункт обмена был в аэропорту. Мы заговорили с ответственным за место, и вдруг индонезийец посмотрел на меня и сказал: «Фидель Кастро!» Он хотел сказать мне, что дал мне более низкую цену, потому что знал, что мы кубинцы и пошли помогать его народу.
«Что-то похожее случилось со мной в Пакистане: однажды мы были в Гималаях и остановились на дороге, потому что был месяц Рамадан и водитель должен был молиться лежа на коврике. Внезапно на дороге появился старый мусульманин с рыжей бородой и единственное, что он сказал нам, было: «Фидель Кастро». И он продолжал идти. Я был впечатлен, удивляясь, как человек в таком отдаленном месте, где не было электричества, мог знать о Фиделе Кастро. Это дает представление о том, что наша страна представляет миру».
– А в 2010 году он был на Гаити, после землетрясения, унесшего жизни десятков тысяч человек. Насколько тяжелым был этот опыт?
– Руководство газеты решило отправить журналистку Летисию Мартинес, чтобы сообщить об этом факте и о помощи медицинской бригады Генри Рива в этой стране. Поэтому они попросили меня пойти с ней, чтобы поддержать ее из-за моего опыта, а также позаботиться о ней. Это было огромным вызовом, потому что я должен был работать, заботиться о ней и заботиться о себе. Чтобы вы имели представление о том, что мы пережили, прилетев на Гаити, первое, что мы увидели, выйдя из аэропорта, — это умерший человек посреди улицы. Мы были в этой стране три месяца и были свидетелями очень сложных ситуаций.
«В Порт-о-Пренсе я фотографировала умирающего ребенка. Его вытащили из-под каких-то обломков оползня, и кубинские врачи положили его на землю, на носилки. Больница была переполнена, и у них даже была операционная за пределами больницы. Врачи давали ему все, но вены не выдерживали, лекарства не действовали. Мальчику было восемь или девять лет. В этот момент говорят стрелять или не стрелять. Пришлось повзрослеть, потому что надо было показать жестокость, насилие и эффект землетрясения. У меня также есть последовательность плача ребенка с матерью, лежащей на полу, пытающейся разбудить ее, но она умирает. Все это свидетельствует о страданиях, которые испытал гаитянский народ в результате землетрясения».
При такой интенсивности работы мы предполагаем, что иногда времени на семью будет мало. Они не протестовали?
Без нее я бы не смог сделать ничего из этого. Когда я уехал в Анголу, моя дочь была в пятом классе. Я ушел, зная, что могу не вернуться живым. Самое тяжелое было, когда я приехала в отпуск в восемь месяцев, зная, куда иду, обнимая их, когда прощалась, и не имея возможности сказать им; и придется идти снова. Письма шли на Кубу месяц. Отсюда мне ответили и еще месяц пройдет, чтобы добраться туда. Я всегда носил последнюю в кармане, потому что, когда я был наполовину «энгоррониао», я читал ее, и она поднимала мне настроение.
***
В 71 год, с десятками наград, отличий и медалей, Хувеналь Балан кажется просто пожилым «мальчиком». Он ходит из стороны в сторону, ищет лучший ракурс, как самый проворный из фотожурналистов, шутит с коллегами в коридорах, улыбается. Он не только имел честь испытать и рассказать из первых рук о великих событиях на Кубе, узнать около двадцати стран и оставить яркое свидетельство истории нашей нации за последние шесть десятилетий. Ему также пришлось адаптироваться к технологическим изменениям, которые претерпела фотография, хотя он по-прежнему безнадежно влюблен в то, чему научился в ранние годы.
«Цифровой формат не заменяет аналоговый. Романтика, которая проживается в темной комнате, когда раскрывается свиток, когда ты его чинишь и понимаешь, что бросила, незаменима. В цифре у вас есть возможность увидеть, что вы сделали, но у каждой вещи есть свой момент и свое очарование. Аналог уже стал дороже и остается для эксклюзивных работ. С цифровой камерой у вас есть возможность снимать в цвете и в черно-белом режиме; Хотя есть фотографы, которые считают, что фотография делается на компьютере, мы не должны забывать, что цифровая камера была разработана командой инженеров, вдохновленных аналоговой фотографией».
- Какой вы видите через свою призму кубинскую действительность сегодня?
Мы живем в критическое время. Я никогда не думал, что смогу оказаться в тот момент, когда эстафетная палочка исторического поколения Революции будет передана вождям помладше. Я был во Дворце съездов, когда Рауль Кастро закончил свой срок на посту президента Государственного совета, и я оставил свидетельство на страницах «Гранмы».
«В настоящее время я вижу, что есть поиск применения науки в развитии общества и настойчивость правительства в том, чтобы дать молодежи большую роль. Я не буду углубляться в блокаду, потому что мы здесь уже более 60 лет и у нас ее никак не отнимут. Мы должны работать внутри и решать наши проблемы, особенно получать нашу зарплату, чтобы поставить еду на стол.
«Если бы мне пришлось резюмировать Кубу в фотографии, несмотря на все неудачи, я бы сделал это с изображением восхода солнца, с тем солнцем, которое сияет в кубинской деревне. Чтобы его свет сохранялся, должны быть люди, готовые продолжать его развивать».
*Это интервью является частью книги, которая находится в процессе публикации в издательстве Ocean Sur.
https://www.granma.cu/cuba/2023-02-04/c … 3-12-02-34
